Рассказ снят с конкурса. (Нарушены условия уникальности)
– Лен, ты вот все смотришь на меня. Удивляешься! Как же ты так? – Катька, моя подруга детства, только, что призналась, что стала проституткой.
Мы сидели в моей съемной квартире, на Профсоюзной, рядом с метро. Не в дурацком угловом доме с аркой, выстроенном так будто советский архитектор только выучился играть в кубики и составлял простейшие комбинации из девятиэтажек, а чуть дальше, ближе к огромному институту РАН похожему на гигантский обогреватель.
Маленькая квартирка была переделана в студию и кровать оказалась рядом с кухонным столом.
Морозы то наступали, полируя мелкие лужи на асфальте до блеска, то отступали, оставляя сырые туманы. Дни были мучительно коротки.
Катька, высокая, с прямой спиной, стояла, пристально глядя в окно, словно пыталась разглядеть кого-то в сером потоке людей.
– А вот так, бл…ть! – Она вдруг завелась, повысила голос, развела руки в стороны и вновь сплела на груди. Наверное, восприняла моё долгое молчание как осуждение. – Надоела мне вся это мужичья халява. Будто член это главный подарок, которым одаривают. А ты потом плыви как дерьмо по реке. Хорош! Теперь все четко! Час столько, минет столько, в жопу столько. Жестко. Могу выслушать сопливые страдания, но оплата как за секс.
Я подумала о том, что сейчас тоже слушаю «сопливые страдания».
В детстве мы с Катькой наряжали купленную на собранные деньги Барби в свадебный наряд, сделанный из куска отрезанной белой занавески. Кукла была общая и не должна была ночевать ни у кого дома, а только в тайных, нейтральных местах; в водосточной трубе, чердаке или под крышей соседского гаража. Теперь что-то подобное стало и с нами, покинув родной маленький город, меняя квартиры и города, добрались до Москвы.
– Нет, ну как по твоему? Мать с Машкой осталась. Деньги надо. Машка уже во втором классе. Там всем плати и всем дай, проститутки еще те.
– Ты про школу?
– Да! Я вот тебе говорю, про свои дела, знаю – не сдашь, молчать тошно. Живу как в зазеркалье. Людей стремаюсь, как бы на улице не столкнуться. Тут, в Москве, легче. Москва всех проглотит и переварит. Это не то, что в нашем Мухосранске, где каждый пальцем ткнуть норовит.
Катька считалась красивой; крупный рот с ясным рисунком губ, взгляд дерзкий, вызывающий. Волосы русые, длинные, чуть опаленные на концах.
Она говорила таким резким тоном, что казалось, хочет упредить все возражения – «решение окончательное и обжалованию не подлежит».
Её наносная убежденность зашла так далеко, что я стала казаться себе отсталой дурой, застрявшей в офисе и изредка живущей с мужчинами скорее из милости. Все кто хотел изменить свою судьбу давно стали проститутками, а я вот кутаюсь пустыми надеждами.
– Чего ждешь, Ленка! Чуда. Принца? Он там остался, за гаражом у нашего дома, все казалось оттудова выйдет с каретой вместе. Не будет его! Будет тоскливая хрень и вечные кредиты.
– А у тебя радости то много? – Я сказала это, чтобы хоть как-то оградить ту жизнь, в которой существовала, хотя и понимала, что защищать особенно нечего.
Электрический чайник бурлил и все никак не мог выключиться, напряженно ждала заветного щелчка. Наконец – щелк!
– Ну, кака, бл..ть, радость! Ох..еть какая! Подставлять пи..ду каждой неизвестной роже, проверяй, не слишком ли много прыщей у него на х…ю, не занесет ли заразу! Да и у кого эта радость есть то? – Добавила она, вдруг поникнув.
Я молчала, возразить было нечего, молчала и Катька, хмурясь, глядела в окно. Мне нравилась её злость, она придавала ей собранность летчика пикирующего самолета.
Обе мы боялись заглядывать далеко, планировать жизнь, где может уже и нас самих не будет, только пустые намерения без «материальных носителей».
– Давай пить чай, Кать. – Я полезла за темно синими праздничными чашками. Достала конфеты, наполненные нежным шоколадным кремом, растекавшимся во рту горьковатой сладостью.
– Ты знаешь, сейчас даже удобнее, при короновирусе, когда надо носить эту херню. – Она показала мне смятую голубую тряпочку медицинской маски. – Никто не узнает тебя.
Я засмеялась, Катька подхватила.
Похоже на начало повести о трудной жизни молодых девчонок в большом городе. Одну жаль, что себя продаёт, а другую, что не жизнь у неё, а безисходность прозябания. Очень грустно, когда счастливого конца не предвидится.
Спасибо автору, надеюсь прочитать продолжение после конкурса.
Удачи вам, похоже она вам в этом конкурсе понадобиться! Жаль😔
– Не знаешь, почему Игоря уволили?
– Говорят, он пил чай с правой палочкой.
– Вот чем человек думал, а?
Левая к чаю, правая к кофе, смотри не перепутай!
(Реклама “Твикс”)
Автор, как же Вы так умудрились?
Мне интересно, Вы сначала опубликовали “Проститутку” на основной странице, а потом поменяли название на “Катьку” и отправили в конкурс или наоборот?
Если наоборот, то зачем тогда отправляли на основную страницу? Не хватило терпения дождаться конкурса и хотелось посмотреть на реакцию читателей?
Впрочем это уже значения не имеет.
Тем не менее скажу несколько слов о рассказе. Может, Вам пригодится на будущее.
И первое, что Вам нужно научиться – это оформлять прямую речь. Понимаю, сейчас начнутся возражения: какая разница и что в этом такого. Возможно, но это всего-то навсего вопрос престижа (вашего престижа, конечно).
Возьму одно предложение для примера (в тексте они все одинаково неправильно оформлены):
После прямой речи вместо точки нужна запятая и слова автора пишутся с прописной буквы:
– Давай пить чай, Кать, – я полезла за темно-синими праздничными чашками.
Если нужен вопросительный знак, его оставляем, но слова автора всё равно с прописной буквы.
Ошибок в тексте немало, но разбирать их не буду, так как всё равно рассказ снят с конкурса.
Скажу только, что понравилось.
У автора явно есть потенциал. Попадаются очень яркие, образные фразы.
Прекрасно получается обрисовать обстановку “здесь и сейчас”, присутствует “интерьерность событий”.
Мы видим и предысторию, и динамику действий. Почему и как случилось то, что случилось.
Видим эмоциональную составляющую. Девчонки живые, настоящие.
Сочувствовать им или нет – это уже персональное дело каждого читателя.
Дело писателя – нарисовать картинку. Здесь это удалось. Компактно, немногословно, но ёмко.
Почему-то сразу на ум пришло (еще после первого прочтения рассказа “Проститутка”):
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
(Ю. Левитанский)